Лунная девушка - Страница 45

— Ну, дело твое.

Я отступил в лес, а Скрэк, проводив меня полным отчаяния и бешенства взглядом, развернулся и пополз в указанном направлении. Уж не знаю, каким образом ему удавалось продираться сквозь дикую чащу, если он только что с трудом передвигался даже по тропинке, но он полз с одержимостью маньяка, почти не останавливаясь, чтобы отдохнуть.

Вор наверняка догадывался, что я за ним наблюдаю, потому что больше не позволял себе стонать. Лишь когда его нога зацепилась за петлю ползучего растения, у него вырвался громкий вскрик, который он тут же заглушил, вцепившись зубами в ладонь…

И тут мое терпение окончательно иссякло. Я прыгнул к этому мазохисту, крепко схватил за правую руку и приподнял. Не обращая внимания на негодующий вопль, взвалил себе на спину худое дергающееся тело, перехватил колотящую по моим плечам вторую руку и быстро зашагал через лес. Теперь, когда я крепко держал унита за запястья, он мог только бить меня ногами — вернее, одной ногой… Во всяком случае, я так полагал, но понял, что недооценил Скрэка, когда в мое ухо вдруг вцепились острые зубы.

Взвыв от боли, я что было силы встряхнул висящую на моей спине злобную бестию и спас тем самым остаток уха. Потом, мотнув головой назад, от души врезал Скрэку затылком в лоб, — тот взвыл и обмяк, но я не рассчитывал, что блаженное спокойствие продлится долго. Зная живучесть этого ублюдка, я пустился через лес бегом; еще не хватало, чтобы звереныш впился зубами в мою сонную артерию!

При виде блеснувшей впереди реки Скрэк дернулся, напрягся и закричал. Пробежав по инерции еще несколько шагов, я поспешно скинул его на землю: честно говоря, я предпочел бы нести на спине голодного вампира, чем очнувшегося лаэ-тянина!

Со змеиным проворством Скрэк пополз к реке и начал пить, захлебываясь от жадности…

Пока вор утолял страшную жажду, я успел приложить к прокушенному уху подорожник и немного успокоиться. Парень, как и я, пробыл в лесу не меньше двух земных суток; если он столько времени оставался без воды, не стоило удивляться его отвратительному настроению!

— Ладно, дай я все-таки посмотрю, что у тебя с ногой…

Я подошел, наклонился над лаэтянином — и лишь в последний миг сумел избежать удара ножом в грудь. Только потому, что я быстро отпрянул, лезвие вспороло мне кожу на плече, а не воткнулось в сердце.

— Ты что, совсем спятил?! — гаркнул я, зажимая ладонью рану.

В ответном верещании я разобрал только слова «калькар», «раб» и «румит» — и с трудом удержался от того, чтобы как следует пнуть мерзавца. Полминуты я стоял, рыча от ярости, потом плюнул в сторону источающего злобу звереныша и быстро пошел прочь.

Я еще долго не мог успокоиться и самыми последними словами поминал лаэтского вора, приматывая к раненому плечу разжеванный подорожник. В ход пошли не только бранные выражения на родном языке, но и крепкие словечки ва-гасов, а впридачу — весь богатый спектр ругательств, почерпнутый мною в Окраинной тюрьме. Когда я наконец выдохся и замолчал, кровь уже почти не текла из пореза.

Что ж, для таких ублюдков, как Скрэк, не существует худших врагов, чем они сами. Вор добровольно обрек себя на медленную мучительную смерть в ночном лесу, а мне пора было перестать думать о ранившем меня злобном безумце и как можно скорей заняться подготовкой к ночевке… Жаль, что я не могу, подобно медведю, впасть в спячку на двести с лишним холодных темных часов!

Некоторое время я энергично собирал орехи вокруг рощицы горячих деревьев и, как белка, набивал ими дупло. Потом подумал, что смогу гораздо быстрей подниматься и спускаться к своему жилищу, если сплету лестницу из ползучих растений, густо обвивавших многие стволы. Стебли лунных «лиан», длинные, гибкие и прочные, тем не менее легко ломались в местах сочленений: я выбрал толстый кусок футов в двадцать, завязал на нем множество узлов и прикрепил к ветке рядом с дуплом.

Будь у меня нож, я сумел бы сделать лестницу получше, с деревянными ступеньками смог бы также вырезать себе прочную дубинку на случай встречи с тор-хо…

Ну почему я не отобрал нож у Скрэка? Впрочем, еще не поздно было исправить свою оплошность, и я быстро придумал, как отнять оружие у лаэтянина без риска напороться на клинок. Мне вовсе не хотелось снова любоваться на эту свирепую бестию, но другого выхода не было; запасшись длинной тонкой «веревкой», я зашагал обратно к реке через быстро темнеющий лес.

Скрэк лежал на том же месте, где я его оставил — теперь он валялся на спине, погрузив больную ногу в холодную воду.

Но еще задолго до того, как я увидел унита, я услышал его стоны, временами переходящие в тонкий надрывный скулеж. От этих звуков у меня мороз продрал по коже, — а выйдя к реке и увидев вора, я начисто забыл обо всех неприятностях, которые совсем недавно претерпел из-за него.

На берегу теперь лежал не злобный демон, а просто истерзанный болью мальчишка, который к тому же был ненамного старше Наа-ее-лаа… В пересчете на земные года я дал бы ему лет семнадцать-восемнадцать, у него еще и борода не росла! Теперь, когда ему не перед кем было больше храбриться, злобная маска слетела с него, обнажив истинное лицо, и это лицо показалось мне очень похожим на лицо больной лаэтской принцессы… Мне пришлось помотать головой, чтобы избавиться от нелепого наваждения.

Скрэк тоже мотал головой из стороны в сторону и конвульсивно вырывал рядом с собой пучки травы. Мне самому приходилось ломать ногу, и я знал, каково это: каждое движение причиняет тебе боль, но и лежать совсем неподвижно ты не можешь.

С хриплым стоном закинув руки за голову, унит начал скрести пальцами землю…